— На Спаде. Каламбур, — пояснил Власов.
— А, да. Ну, со Спаде он, очевидно, познакомился позже, когда уже достаточно развернулся. Тот не стал бы иметь дело со всякой мелкой сошкой...
— Грязнов гомосексуалист? — осведомился Фридрих. Почему-то припомнился розовый цвет целленхёрера.
— Нет. У него есть сожительница, еще с университетских времен. Сейчас ее допрашивают, но, похоже, она мало что знает. Тут он, очевидно, был достаточно осторожен.
— Ну, сама по себе сожительница — не доказательство. Некоторые из педе способны спариваться и с женщинами.
— Нет, судя по всему, его отношения со Спаде носили сугубо деловой характер. Хотя вполне вероятно, что Спаде был симпатичен Грязнову и по этой причине. Как «жертва дискриминации сексуальных меньшинств». Вы же знаете, у либералов это пунктик. А Грязнов — искренний либерал, и наркоторговля его взглядам не противоречит.
— Я знаю, — кивнул Власов. — Он ведь никого не принуждает покупать наркоту, так что какие претензии? Для него это еще и дополнительная борьба с режимом.
— В общем, — продолжал Никонов, — когда Грязнов вновь заслужил наше внимание в качестве активного члена демдвижения, он разительно переменился. Обзавелся приличной квартирой, ездил на пусть и подержанном, но «Запорожце», наведывался в дорогие рестораны...
— И вы при всем при этом так и не смогли его прижать?
— Он скользкий тип. Формально числится «предпринимателем без образования юридического лица, оказывающим консультационные и посреднические услуги». Поди разбери, кому и почем он их оказывает... И потом, ведь это все не его. Квартиру ему якобы снимают соратники, машина записана на какого-то дальнего родственника, не вылезающего из загранкомандировок, в рестораны его приглашают друзья и знакомые... Но в последнее время его благополучие серьезно пошатнулось. Очевидно, по той же причине, что и у его компаньона. Тут между ними начались и конфликты. Жаль, что мы получили доказательство так поздно.
— Как по-вашему, — задумчиво спросил Фридрих, — мы еще увидим Грязнова живым?
— Сожительница говорит, что он надеется достать денег, чтобы рассчитаться со Спаде. За этим, вроде бы, и уехал — не сказав, конечно, куда... Если у него это получится, то вполне может быть.
— Что ж, хотя это и не тот человек, которому приятно желать здравия, будем надеяться, что он доживет до допроса.
— Аминь, — усмехнулся Никонов. — А вы ничего не хотите мне рассказать?
— Хочу, — ответил Фридрих, вдруг осознав, что есть возможность оформить собственную просьбу в виде любезно предоставляемой информации. — Есть сведения, что незадолго до гибели Вебер встречался с... генералом. Вы могли бы это проверить?
— Хм, — майор ненадолго задумался, — сведения, говорите... Пожалуй, я мог бы получить доступ к журналу на вахте и посмотреть, на кого выписывали пропуска в эти дни. Но если Вебера там нет, это ничего не докажет. Пропуск мог быть выписан на другую фамилию. Или же они могли встретиться в неформальной обстановке. Вам точно известно, что встреча была в здании ДГБ?
— Если бы мне было известно точно, не пришлось бы вас беспокоить... А если нет? Учитывая ваше знание генерала — где еще они могли бы встретиться?
— Я не такой уж эксперт по генералу... Ну, он наверняка не стал бы приглашать незнакомца домой или на дачу. Или проводить серьезную встречу в каком-то публичном месте. Возможно, он велел бы своему шоферу доехать до какого-нибудь лесочка или пустыря. Или поговорили бы прямо в машине. Это лимузин, вы же понимаете.
— Понимаю, — кивнул Власов; Никонов намекал на непроницаемую перегородку, отделяющую пассажиров лимузина от глаз и ушей водителя. Кстати, обычно в таких машинах бывает и бар... правда, Бобков не походил на радушного хозяина, предлагающего собеседнику «пропустить стаканчик с мороза». Или Веберу он демонстрировал иную маску, нежели Власову?
Фридрих поблагодарил майора, пообещал поставить в известность, если узнает что-то интересное (увы, узнанное за сегодняшний день для русских ушей не предназначалось) и попрощался, вернувшись к своему недописанному отчету. После долгих колебаний он изложил все, что узнал от Шляйм, но упоминать о связи между кладом и князем все-таки не стал.
В конце концов, это все еще было не более чем предположение.
Франциска тяжело вздохнула и в третий раз нажала кнопку набора номера. И, разумеется, вслед за веселым пиликаньем тонового набора из динамика опять потекли тягучие длинные гудки. Фрау Галле стиснула трубку так, что побелели костяшки, с трудом удерживаясь, чтобы не швырнуть целленхёрер в противоположный угол комнаты. Затем волна гнева схлынула, сменившись волной острой жалости к себе. В носу противно защипало.
И ведь еще несколько дней назад все складывалось так хорошо! После всех ссор дома и на работе, после того кошмара, который ждал ее при прибытии в Россию, фортуна, казалось, вновь начала улыбаться ей. Она уже предвкушала свой триумф, уже придумывала, как будет украшать свой дом где-нибудь на калифорнийском побережье... Как вдруг все посыпалось буквально на глазах. Старик мертв, книга исчезла, Берта только и ждет повода выставить ее за дверь... мерзкая старуха, а ведь сперва казалась такой милой... и все от нее отвернулись, все предали! Московские демократы, еще недавно такие любезные, теперь шарахаются, как от чумной. Нет, хуже, чем от чумной — как от сифилитички... единомышленники, называется... конечно, она понимает — сначала пресс-конференция, потом это дурацкое собрание в редакции «Свободного слова», где она надеялась реабилитироваться, а вышло все наоборот... самое ужасное, что сразу после того собрания арестовали одного из них — кажется, как раз того любезного молодого человека с «Запорожцем»... или нет, хотели арестовать, но он успел бежать — она плохо поняла по-русски... но что она поняла, так это что виноватой они считают ее! Ей не сказали это напрямую, но трудно было не догадаться. Ну, может, не совсем ее, а этого чертова нациста, Власова, но ведь привела-то его она! Это он во всем виноват! И мало того, что он втравил ее черт знает во что (между прочим, если этого Андрея действительно схватят, что тот расскажет о ней?), мало того, что не обращает на нее никакого внимания, так еще и куда-то запропастился и не отвечает на звонки!