Юбер аллес - Страница 217

217

— Ну, вы человек, несомненно, умный, — зашёл галерейщик с другой стороны, — мы могли бы поговорить об этом... я не надеюсь, что смогу вас переубедить, но, по крайней мере, вы выслушаете точку зрения, отличную от общепринятой...

— Прошу меня извинить, Мюрат Александрович, но мы с господином Власовым едем в «Норд», — пошёл ва-банк старикашка, открывая дверцу своей инвалидной машинки.

— Прошу меня извинить, Лев Фредерикович, но мы с господином Власовым едем в «Аркадию», — тем же тоном заявил Гельман.

Фридриха это начало откровенно забавлять.

— Господа, — сказал он, — может быть, вы перестанете делить мою шкуру? Я, пожалуй, пойду прогуляюсь без вас.

Повисла пауза. Власову показалось, что он слышит, как скрипят мозги собеседников, просчитывающих варианты.

Первым расчёты закончил, как ни странно, старикан.

— Ну, — сказал он, широко разводя руками, — я, уж извините, не поеду: нечего мне там делать, и повод не нравится, — последние слова он выделил голосом, — а вы как хотите. Значит, до вечера.

— До вечера! — ухмыльнулся в бороду Гельман.

Старик повернулся, даже не пытаясь сделать какой-нибудь очередной знак. Сел в свою инвалидку, громко хлопнул дверью. Машина обиженно заперхала моторчиком и тронулась с места.

— Забавный старикан, — откомментировал галерейщик, старательно добавляя в голос великодушия и снисходительности, — только очень настырный. Зато он очень предан нашей Фрау, — лицемерно вздохнул он, — за это мы его любим... Так что насчёт «Аркадии»?

— Не откажусь, — Власов решил, что галерейщика стоит выслушать. — Но предупреждаю: я не употребляю алкоголь.

— Очень жаль, — Гельман, кажется, искренне огорчился. — У меня только что прошла успешная акция... да пойдёмте, пойдёмте... — он снова попытался было взять собеседника под локоть и снова в последний момент сдержался.

Они прошли мимо атлантов. Серый, грязный снег лежал у ступеней. Погода тоже испортилась: голубой купол закрылся, небо затянуло серой хмарью. На улице стало неуютно. Гельман попытался было завести разговор о буржской погоде, но тут у него начал разрываться целленхёрер, и галерейщик пустился в какие-то сложные переговоры. Посреди разговора в кармане галерейщика запиликала ещё одна трубка, и тот, зажимая пальцем микрофон на первой, принялся столь же энергично договариваться о каком-то интервью. Одновременно он умудрялся делать знаки Власову, чтобы тот не отставал.

Фридрих почему-то думал, что галерейщик ездит на каком-нибудь роскошном «Запорожце». К его удивлению, когда они дошли до стоянки, Гельман решительно направился к не слишком роскошному «Мерседесу» спокойного тёмно-синего цвета. В Райхе на таких машинах ездили молодые студентки. Власов вспомнил Марту Шварценеггер: ей бы такая машина подошла больше, чем поездки в общественном транспорте.

Внутри машины было всё как обычно. Фридрих обратил внимание только на маленькую православную иконку, приклеенную к стеклу.

Галерейщик, сопя, устраивался за рулём, одновременно заканчивая последний разговор. Тем не менее, он, видимо, периферийным зрением поймал взгляд Власова на иконку.

— Это так, знаете... — почти извиняющимся тоном сказал он, пряча трубку в карман. — Я вообще-то во все эти церковные дела не верю. Но, говорят, эта штука помогает даже тем, кто в них не верит, а водитель я неважный. Нет-нет, всё нормально, но вот знаете ли, такое дело — неуверенно чувствую себя на дороге...

Мотор ровно, мягко загудел. Машина тронулась с места.

— Вот вы, наверное, думаете, что тут у нас такое творится, — продолжал Гельман, — со стороны это всё выглядит несколько смешно, наверное. Ну да вы в своём ведомстве... — он бросил косой взгляд на Фридриха: тот почувствовал, как будто его лица что-то коснулось и тут же отдёрнулось, — про нас, наверное, всё знаете.

— Напротив, я пока ничего не знаю и ещё меньше понимаю, — Власов скосил глаза на собеседника. — Надеюсь, вы мне что-то объясните...

Машина вильнула.

— Ох, извините, — Власов почувствовал, как Гельман напрягся, — тут движение начинается... давайте потом поговорим.

Он вперился взглядом в дорогу. Видимо, галерейщик и в самом деле неуверенно чувствовал себя за рулём.

Фридрих откинулся на сиденье. Машина тащилась по правому ряду, с минимальной скоростью, Гельман всё время делал какие-то ненужные, лишние движения, крутил головой, суетился. На светофоре он чуть было не свернул не в ту сторону, вырулил, получил в спину несколько гудков и тихо выругался сквозь зубы.

Сознание того, что машину ведёт неумелый водитель, нервировало и злило. Потом Фридрих подумал, что, возможно, Гельман на это и рассчитывает — помотать ему нервы, чтобы спровоцировать на какие-нибудь неосторожные высказывания — и разозлился ещё пуще: лихачёвцы, похоже, возомнили о себе невесть что... Кстати, за кого же они всё-таки его принимают? Уже понятно, что они видят в нём сотрудника спецслужб, и скорее дойчских, чем российских. То есть — сотрудника Управления, которого отправили приглядывать... или выяснить что-то конкретное, чего они боятся. Это неудивительно: возможно, Эберлинг наследил... Или Вебер... хотя тот вроде бы не покидал Москвы... но в наши времена информационных технологий личное присутствие далеко не всегда обязательно... Но всё-таки — откуда такие танцы вокруг его персоны? Нет, от него явно чего-то ждут. Впрочем, — тут Фридрих мысленно поправился, — кто именно ждёт? Странненький Лев Фредерикович с его намёками? Жуликоватый галерейщик? Сама Фрау, на ужин с которой он приглашён столь внезапно? А может быть, кто-то ещё, какой-нибудь кукловод, который и крутит всей этой публикой?

217