Юбер аллес - Страница 173

173

— И что всё это значит? — не выдержал Фридрих.

— Не знаю. Но это... Я забыла слово.

Власову пришло в голову несколько подходящих слов, но он благоразумно промолчал.

— Ладно, теперь уже не вспомню. До свидания.

Она небрежно махнула рукой и скрылась за железной дверью.

Уже в машине Власов ощутил недовольное бурчание голодного желудка, который никак не желал удовлетвориться жиденьким чаем. Фридрих усмехнулся: вот оно, юдское гостеприимство в действии. Впрочем, чай был и в самом деле хорош: он чувствовал приятную бодрость, не переходящую при этом в нервное возбуждение, какая бывает после правильно проведённого чаепития. Голова работала просто великолепно. Но всё-таки, пожалуй, стоило немного загрузить желудок...

Заиграл целленхёрер. Власов почему-то решил, что это Лемке, но это оказалась фрау Галле.

— Фридрих, — голос у женщины был усталый и раздражённый, — где Берта? Вы её увезли...

— Я оказал ей эту небольшую любезность, — отрезал Власов, — по её просьбе. Думаю, что это её дело — решать, где ей находиться в данный момент.

— Так она не с вами? Я без неё тут схожу с ума! Микки, кажется, простудился в этом ужасном климате! У него температура тридцать семь и пять...

— Вызовите врачей, — посоветовал Власов.

— У вас нет детей, иначе бы вы поняли, что я сейчас чувствую! — заверещала трубка.

Фридрих устало нажал на красную кнопку отключения вызова. Немного подумав, он заблокировал все звонки с номера журналистки.

«Пусть немного побесится», — решил он и нажал на газ.

Kapitel 26. Тот же день, поздний вечер. Москва, Трубниковский переулок, 30.

Вернувшись домой, Фридрих первым делом отправил сообщение Мюллеру, что встреча прошла благополучно. За этим, конечно, должен был последовать подробный отчет. Фридрих сунул в микроволновку купленные утром биточки, раскрыл нотицблок и задумался. Не только о том, что надо написать, но и о том, что, возможно, писать не следует.

Итак, «золото партии». Большевики, конечно, за время своего правления награбили в России очень много (сколько точно — не знает никто). Но лишь наивным потребителям бульварных романов эти сокровища представляются в виде ящиков с золотыми слитками, зарытыми где-то в сибирских (или даже подмосковных) лесах. Большевики, конечно, были бандитами, но все же не пиратами. Да и пиратские клады, если уж на то пошло, по большей части вымысел тех же романистов. Единственным пиратом, о котором достоверно известно, что он зарыл клад, был Вильям Кидд, да и тот сделал это лишь потому, что шел сдаваться властям в надежде на оправдание. Вместо оправдания он получил виселицу и посему забрать припрятанное не смог. Обычно же пираты сразу же прогуливали награбленное, ничего не закапывая на будущее... Большевики, несомненно, действовали умнее, только их сокровища хранились не в виде кладов, а в виде вкладов в западных банках. Последний караван с золотом ушел из Мурманска через два часа после подписания капитуляции, буквально за считанные минуты до того, как город был официально сдан союзным войскам Вермахта и РОА. Корабли подняли андреевские флаги, и, как ни странно, эта простая хитрость помогла им ускользнуть от морских патрулей, расслабившихся после известия о победе... Вопрос о возвращении этих денег впоследствии поднимался российскими лидерами, начиная с генерала Власова, неоднократно и безрезультатно.

Другая часть сокровищ была, несомненно, переправлена в Сибирь — и в итоге, по всей видимости, досталась китайцам. Ну и, наконец, немало было ценностей, которые большевики вывезти не успели или не смогли из-за неизбежного в условиях поражения саботажа и которые попали в руки законного правительства освобожденной России.

Но если предположить, что была еще и четвертая часть большевицких сокровищ — по-настоящему серьезная, конечно, часть, а не кассы каких-нибудь обкомов, состоящие по большей части из бумажек с Лениным — то любая реальная информация об этом становится поводом к очень крупной игре. В которой даже фигура имперского резидента выглядит не более чем пешкой. Как и он сам, Власов... И все это куда более вероятно, чем дешевая холливудская мистика.

Итак, допустим, «книга Эренбурга» существует. Конечно, никаких прямых указаний на местоположение клада она не содержит — старый юде был не так прост, да и иначе сокровища давно бы нашли. Наверняка книга — не более чем шифр, ключ к которому хранится в другом месте. Самый простой и вероятный вариант — где-то имеется листок с цифрами, обозначающими страницы и номера слов. Или, может быть, даже отдельных букв... Фридрих ведь уже думал о версии с сокровищами, но отбросил ее, как слишком романтическую, сочтя, что раз книга старинная, то и клад должен быть старинным. Но, если его теперешняя догадка верна, это совершенно не обязательно — содержание книги не имеет значения, за исключением нескольких слов в разных местах...

А точно ли книга старинная? Знал ли Эренбург латынь? Во-первых, не исключено — он получил образование еще в царской России, а во-вторых, если он использовал отдельные буквы, это не обязательно. Ему, конечно, нужно было, чтобы книга существовала в единственном экзмепляре. Самым простым способом обеспечить это было просто взять тетрадку и написать самому какую-нибудь ерунду. Но — разве книга нужна была самому Эренбургу? Нет, он, видимо, и так помнил, где спрятан клад. Недаром он не стал брать ее с собой, а оставил в России. Книга была нужна на тот случай, если он не доживет до изгнания «немцев» и возвращения большевиков (Фридрих хищно ухмыльнулся: как в воду глядел, старый ублюдок!) И у чего в таком случае больше шансов сохраниться до нужного момента — у никому не нужной тетрадки или у имеющего историческую ценность раритета? Древний рукописный трактат подходит для такой цели очень хорошо — даже если и существуют копии, они вряд ли точно воспроизводят расположение всех слов на страницах.

173