Фрау Галле честно прождала минуту пятьдесят секунд. Фридриху хватило этого времени, чтобы выйти на площадь.
— Меня тут рвут на части, — деловито сообщила трубка. — По поводу обещанного интервью... собственно, это даже пресс-конференция. А я все не говорю ни да, ни нет, и выгляжу совершенной дурой. Еще, чего доброго, решат, что меня снова накачали наркотиком! Так что мне делать?
Фридрих подошел к своему «BMW». Противоугонная система радостно пискнула, приветствуя хозяина.
Что ж, очевидно, западные корреспонденты не отстанут. Ну и пусть, собственно. Теперь, когда госпожа либералка у него в руках, подобное мероприятие пойдет только на пользу.
— Фридрих, ну что вы молчите?
Он устроился в кресле и пристегнулся.
— Да, — сказал он наконец. — Можете встретиться с ними и ответить на их вопросы. Только никаких фантазий про козни кровавого режима. Вы стали жертвой провокации, вам подбросили наркотик, кто — вы не знаете и не догадываетесь. У вас нет оснований утверждать, что к этому причастны власти, наши или российские. Вы верны своим идеалам, но, как честный журналист, не хотите ни на кого возводить напраслину, не располагая проверенными фактами. У вас нет обиды на тех, кто арестовал вас, поскольку они действовали в рамках закона; вы понимаете, что американские полицейские на их месте поступили бы так же. В тюрьме вас сразу же поместили в больницу и оказали всю необходимую медицинскую помощь. Вас не пытали, не унижали, не пытались вербовать, не предлагали свободу в обмен на отречение от убеждений. В итоге полиция во всем разобралась, и вас отпустили; вы благодарны тем, кто обеспечил вам столь быстрое освобождение. В настоящее время вы вольны оставаться в России или покинуть ее в любой момент; вы собираетесь остаться еще на несколько дней, чтобы все-таки выполнить редакционное задание. Если будут спрашивать обо мне — я ваш случайный попутчик, представитель концерна «Мессершмит», который был столь любезен, что пришел на помощь соотечественнице в трудную минуту. Вот, собственно, и все.
— Если я скажу им это, они решат, что эти ответы мне написали в ДГБ.
— А разве все перечисленное — не правда? Ну, за исключением некоторых опущенных нюансов, которые им знать вовсе не обязательно — про книгу, например.
— Ну... я не знаю... может быть. Но от меня ждут не этого!
— И что? Это повод писать и говорить ложь? Будьте же, наконец, профессионалом. Излагайте факты, а не домыслы.
Она промолчала, но Фридрих догадывался, о чем она подумала. О том, что профессионализм журналиста, особенно оппозиционного, как раз и состоит в умении выдать домыслы за факты.
— В общем, — сказал он вслух, — вы прекрасно понимаете, что ваш визит на улицу Бисмарка не остался незамеченным. Но, раз вы все еще на свободе, значит, соответствующие организации выжидают, как вы будете себя вести. Если вы не обманете их ожиданий, они, возможно, не будут усердствовать в расследовании.
— Это факт или домысел? — она попыталась шутить, но голос прозвучал нервно.
— Это добрый совет.
— Ладно, — медленно сказала Франциска. — Я все сделаю, как вы сказали.
В трубке зазвучали гудки, и Власов, наконец, получил возможность спокойно обдумать последние события.
Поведение Никонова оказалось большим сюрпризом... но вот был ли этот сюрприз приятным — еще вопрос. Доверять любезному майору было бы опрометчиво, тип явно скользкий и верткий. Как он ловко почувствовал, что стратегия «мы, русские» не даст ожидаемого результата, и перевел ее в «мы, коллеги»... И по собственной инициативе оказал немало услуг, практически ничего не получив взамен. В общем, всячески старался понравиться и быть полезным... Нет, на вербовку это не похоже. Это похоже на прямо противоположную ситуацию — Никонов предлагал себя в качестве агента! Зачем ему это понадобилось? Неужели только из-за обиды на генерала, который, похоже, не слишком способствует его служебному росту? Никонов все еще майор — правда, звания в ДГБ считаются выше аналогичных армейских, но все равно... Нет, вряд ли он плавает столь мелко. Тут другое. Допустим, он знает или догадывается о неких планах, направленных против руководства ДГБ. Или, по крайней мере, главенствующей фракции в этом руководстве... к которой примыкает и его начальник. Никонов спешит переметнуться на сторону победителей и через Власова демонстрирует свою лояльность Управлению, а значит, и Райху в целом.
Значит ли это, что в результате заговора верх должна взять продойчски настроенная партия? Если так, это было бы первой хорошей новостью за последнее время. Неужто старый лис Мосюк, съевший целую стаю собак на лавировании между Райхом, Западом и собственными русофилами-«третьепутистами», решил-таки сделать твердую ставку на Райх? И теперь ждет повода для отстранения сторонников прежнего курса? Кстати, масленичные Дни арийского единства — подходящее время, чтобы выступить с программной речью, в присутствии высокопоставленных гостей из Берлина и стран Райхсраума... С другой стороны, а может быть, кто-нибудь в ПНВ решил подвинуть самого Мосюка?
Теперь вопрос — кому из них мог помешать Вебер? Напрашивающийся ответ — прорусской или прозападной партии, то есть тем, против кого направлен заговор. Продойчским силам он бы уж точно не стал препятствовать, даже если бы узнал об их планах раньше времени. Но, как справедливо заметил начальник Никонова, поспешные выводы наименее уместны там, где они представляются очевидными. Предположим, нынешнее руководство ДГБ просто хотят подставить, повесив на них убийство Вебера.