— Вы сумасшедший! — выдохнула Франциска, бледная, как полотно. — Зачем было это делать?!
— А вы знали лучший способ от них избавиться?
— Почему избавиться? Народ имеет право на информацию.
— Вам очень хочется, чтобы во время встречи с сыном у вас путались под ногами с записывающей аппаратурой? В принципе, могу высадить вас прямо здесь, и пусть о вас дальше заботятся они, — Фридрих даже включил правый поворотник, демонстрируя серьезность своих намерений.
— Нет-нет! — поспешно воскликнула Франциска; вновь вернулось то чувство, которое заставило ее вцепиться в руку Власова у ворот тюрьмы.
— В таком случае, вам следует прислушиваться к моим рекомендациям.
— Вы меня вербуете? — кажется, она хотела произнести это иронично, но голос выдал испуг.
— Я вам помогаю, — усмехнулся Власов. — Возможно, вы тоже сможете помочь мне. Но мне не потребуется от вас ничего, что противоречило бы вашим убеждениям, — в последнем он отнюдь не был уверен, но успокаивающий тон этой фразы возымел эффект.
Они проехали под железнодорожным мостом, затем между глухими бетонными заборами муниципальной автобазы, затем по мосту через замерзшую речку и, наконец, оказались у цели.
Дом номер 13 по Алтуфьевскому шоссе был очередным из московских «домов», которые на самом деле представляют собой целые кварталы строений, разбросанных по изрядной площади (в данном случае между углами крайних корпусов оказалось почти полкилометра по диагонали). Причем, разумеется, подъехать напрямую к упрятанному на задворки четвертому корпусу было нельзя (над единственным проездом в заборе висел знак «Только для служебных а/м»), так что Фридриху и Франциске пришлось пробираться пешком по грязному свалявшемуся снегу практически в полной темноте. Фонарь горел лишь перед крыльцом квадратного корпуса, который вполне можно было бы принять за школу, если бы не косые решетки на окнах.
С формальностями управились неожиданно быстро. На вахте плотный пожилой мужчина в штатском проверил документы фрау Галле, подозрительно покосился на Власова и кому-то позвонил. Буквально через три минуты из коридора, уводившего вглубь здания, послышался стук каблуков. Высокая женщина с прямой, как палка, спиной (ей было, наверное, лет тридцать пять, но волосы, туго стянутые в узел на затылке, и круглые очки делали ее старше) вела за руку Микки в застегнутой курточке; в другой руке у нее была картонная папка.
Мальчик шел спокойно, но, увидев фрау Галле, с неожиданной силой вырвался и побежал к матери, уже на бегу начиная реветь. Фридрих отвернулся и сделал пару шагов в сторону — не столько из деликатности, сколько от брезгливости: он терпеть не мог подобных сцен. «Микки, Микки, все уже хорошо, мамочка с тобой...», — слышал он за спиной; «Фрау, вы должны заполнить формуляр! Вы меня слышите?» — настаивал второй женский голос на скверном дойче.
Наконец все подписи были поставлены, и трое райхсграждан вышли на крыльцо. Мать и сын были целиком заняты друг другом и не обращали на Фридриха внимания; тот лишь неприязненно морщился, выслушивая все эти «А ты скучал по мамочке? И мамочка по тебе скучала! А другие мальчики тебя не обижали?» Услышав последний вопрос, Микки в последний раз шмыгнул носом, повернулся в сторону закрывшихся дверей ЦВИНПа и неожиданно отчетливо и зло произнес:
— Русские свиньи.
Фридрих чуть не вздрогнул от неожиданности. Он не представлял, где сын либеральной журналистки мог слышать это выражение. С тех пор, как Россия считалась союзницей Райха, его не употребляли даже в исторических фильмах, заменяя «большевицкими свиньями». Не иначе как Микки, познакомившись с детьми российских алкоголиков, открыл его для себя сам.
— Микки! Ох, извините, пожалуйста, — смущенно обернулась к нему фрау Галле.
— За что? — искренне удивился Фридрих. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что он, в некотором роде, тоже русский. — Ничего, я понимаю, о ком он.
В этот момент слева донеслось урчание мотора, и, расплескивая шинами полужидкую бурую грязь, к крыльцу подъехал белый «мерседес», уже зарекомендовавший себя презрением к запрещающим знакам.
«Никогда не недооценивай противника», — обреченно подумал Власов.
Из машины выглянул тот самый американский парень, которому уже пришлось откапывать диктофон из сугроба. Уроки истории его явно не учили; впрочем, на Власова он косился все-таки с опаской.
— Фрау Галли, Майк Рональдс, Общественное радио Нью-Йорка. Мы могли бы подвезти вас.
Франциска нерешительно оглянулась на Фридриха.
— Хорошо, — неожиданно согласился тот, — но только до моей машины. За это время вы как раз успеете сказать, что с вас сняты все обвинения.
Кроме Майка, в машине был только водитель, так что троица спокойно разместилась на заднем сиденье. Рональдс вновь покосился на Власова, но ничего не сказал. Фрау Галле тем временем, не дожидаясь вопросов, сообщила то, что «порекомендовал» Фридрих, и добавила: «Прошу меня извинить, я очень устала. Я не готова сейчас отвечать подробно.» Майк тут же сунул ей свою визитку и добился обещания позвонить, как только фрау Галле сможет дать интервью. Франциска рассеянно опустила карточку в карман пальто. Машина к этому моменту, как ни старался водитель еле ползти, все же добралась до забора, где дожидался хозяина «BMW», и Фридрих, небрежно бросив «Danke» (хотя английский он знал неплохо), первым открыл дверцу «мерседеса».
— Надеюсь, вы знаете, где переночевать? — осведомился Власов, садясь за руль. Приглашать своих пассажиров к себе домой он, разумеется, не собирался.