Истинным творцом национал-социалистического учения является, прежде всего, дух нашего народа — мужественный, трезвый дух, гармонично сочетающий в себе практичность и твёрдое стояние на своих собственных ногах со способностью погружаться в глубочайшие бездны отвлечённого мышления, сохраняя при этом свою ясность. Как ошибались те наши недруги, кто говорил и писал о дойчах как о приземлённом народе, движимом лишь только животными интересами! Но ошибались и те, кто называл нас безответственными фантазёрами, обитающими в воздушных замках. Наш народ сражался и победил в великой войне, в едином порыве встав на защиту своего будущего. Что касается воздушных замков, то вчерашний парад нашей реактивной авиации свидетельствует о прочности их стен и укреплений [смех, аплодисменты].
Итак, истинным творцом национал-социализма является народный дух. Тем не менее, общее по своей природе не может найти своё выражение иначе как в особенном, в частном — причём мощь общего, его необходимость не могла не заявить о себе с особенной остротой именно в остроте и силе особенного. Поэтому нет ничего удивительного в том, что национал-социализм не возник сам собой из глубин народного сознания, а нашёл свою родину в сердцах немногих людей, по праву считающихся гордостью нашего народа.
Я назову три германских имени — Иммануил Кант, Фридрих Ницше, Адольф Хитлер. Эти люди выковали ту форму, которую впоследствии приняло сознание немецкого народа, ищущего своё духовное отечество. И пусть даже они не были во всём достойны своих прозрений [шум в зале], всё же учение Канта о категорическом императиве, учение Ницше о морали господ и учение Хитлера о фюрерпринципе были и остаются основой национал-социалистического мировоззрения, нашего национального бытия, наших надежд на великое будущее германской цивилизации.
Я намерен посвятить эту речь Иммануилу Канту. Иммануил Кант — вечный, непреходящий образец того, каким должен быть дойч, посвятивший себя чистому познанию. В тиши своего уединения он совершил мировой переворот, найдя и предъявив миру начала подлинно научной философии. Изучение наследия Канта, дальнейшее развитие его основоположений стало с тех пор занятием всей мировой мысли, а сам Кант — учителем всего мира.
Увы, мы все стали свидетелями того, как отречение от истин, данных Кантом человечеству, завело современную западную мысль в мёртвый тупик. Вряд ли человек, находящийся в здравом уме, назовёт философией то, что преподаётся в американских, английских или французских университетах. Не так давно Высшее партийное управление по делам печати сняло последние ограничения на публикации западной гуманитарной литературы — и что же? Так называемый «французский экзистенциализм», являющийся одной сплошной проповедью пессимизма и отчаяния, равно как и американская «лингвистическая философия», вовсе лишённая какого-либо смысла, не вызвала никакого интереса ни в наших образованных кругах, ни среди читающей публики. Мне сообщили, что тираж последней книги французского «мыслителя-марксиста» Сартра так и не был распродан. Я полагаю, что это свидетельствует только об одном: о здравомыслии нашего народа, о его непоколебимом душевном здоровье.
Драгоценнейшим достоянием, ядром всей философии Канта — и, более того, ядром всего национал-социализма в целом — является учение о категорическом императиве. Этим учением Кант разорвал завесу, скрывающую от нас нашу собственную глубочайшую внутреннюю сущность. Впервые за всё время существования германского мира ему была дана моральная система, не унижающая, а возвышающая достоинство каждого дойча, каждого арийца. Ибо всякий человек, носящий в своей груди нравственный закон, открытый Кантом, есть по сути своей ариец. И напротив, тот, кто отвергает этот закон, не может быть назван арийцем, а следовательно и дойчем.
В чём состоит различие между категорическим императивом — и моральными системами прошлого, сколько их ни есть? Оно в том, что все остальные моральные системы были, есть, и останутся недочеловеческой моралью, моралью рабов.
Вы все знаете знаменитую формулу. Всё же повторю её ещё раз. Кант говорит: «Поступай так, чтобы максима твоего морального поступка могла бы служить нормой всеобщего законодательства». Иными словами, Кант усматривает моральность в том, чтобы каждый поступал так, как если бы его поступок тут же становился бы всеобщим примером для подражания, более того — законом для всего человечества. Тем самым Кант ставит каждого морального субъекта в положение абсолютного Господина мира, который добровольно подчиняется лишь тому закону, который хорош для всего мира, всей Вселенной. Но кто может быть законодателем всего мира? Очевидно, лишь тот, кто носит в своей груди готовность к господству, к величию. Кант осмелился сделать это стремление основой своей моральной системы. Кант говорит каждому человеку: «Поступай так, как поступил бы на твоём месте суверенный Господин всего мира, прими на себя эту ответственность — и в этом ты обретёшь источник морали и права». Добродетель как раз и состоит в том, чтобы быть Господином, а не рабом, и поступать сообразно этому.
В сущности говоря, Кант открыл нам, что рабство и господство как таковые, в их глубочайшей сущности, не связаны с так называемым вопросом о власти и первичны по отношению к этому вопросу. Рабство или господство заключены в самом человеке. Раб по природе остаётся рабом даже на троне, Господин же остаётся Господином и в оковах. Более того, исторический опыт показывает, что бывают времена, когда господа по призванию оказываются в оковах чаще, чем рабы.