Фридрих подумал о Бобкове — вот уж кто точно был заинтересован в раскрытии заговора — но личность генерала с его, мягко говоря, сомнительной лояльностью Райху не вызывала у него энтузиазма. Еще, чего доброго, поднимет шум до того, как Райхспрезидент успеет начать действовать... Опять же, чтобы его соединили с генералом посреди ночи, придется убеждать по телефону нескольких человек, и неизвестно, что это за люди.
Власов отыскал в стопке визиток синюю карточку. Лучше бы всего, конечно, заручиться предварительным согласием Мюллера. Старик отнюдь не дурак, и все соображения, промелькнувшие в уме Власова, понятны и ему. И недаром он сам дал санкцию на контакт с израильтянами и «неточное следование инструкциям». С другой стороны, Мюллер, особенно в свете открывшегося заговора, понимает и тот факт, что кресло под ним шатается. И что даже в случае победы — особенно если она будет не абсолютной — любое сомнительное решение может быть истолковано не в его пользу. А решение сдать Зайна Израилю уж точно из категории сомнительных. Одно дело — сотрудничать с Моссадом, когда ничего еще толком не известно и любая информация может быть полезной, пусть за нее и придется платить собственной информацией. И совсем другое — отдать Зайна, когда он уже практически в руках РСХА... А если Мюллер не согласится, против прямого запрета Власов, конечно же, не пойдет. Значит, единственный выход — действовать на свой страх и риск... Фридрих нажал на целленхёрере «сброс» и набрал номер. Он еще не был уверен, что станет продолжать разговор, если ответит какая-нибудь секретарша...
— Слушаю, — раздался в трубке голос Гуревича уже после второго звонка. Стало быть, тот дал Власову прямой телефон. Прямой телефон, позволяющий позвонить послу Израиля во втором часу ночи... Голос, кстати, не заспанный.
— Вы узнаете, кто это? — спросил Фридрих так же по-русски. Он понимал, что уж этот-то разговор точно пишется, хотя бы из утилитарных соображений — дабы не пропало ни слова из информации, которую он собирается сообщить. Как, впрочем, понимал и то, что при необходимости его нетрудно будет вычислить. И все же предпочел не говорить напрямую.
Крохотная пауза, затем все такой же внешне спокойный ответ: — Да.
— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан, — сказал Власов. Слышанная в детстве от отца присказка, означающая цвета радуги, пришлась на удивление в тему.
— И? — в тоне Гуревича не было удивления. Он явно понял, о чем, точнее, о ком идет речь.
— Некоторые охотники уже знают. Другие скоро узнают. И застрелят фазана, чтобы он не достался никому.
— Если те, кто хотят поймать фазана, не будут расторопны, — подхватил мысль Гуревич. — Но они будут. Итак, где?
— Сначала мне нужны гарантии, что вы поделитесь с нами всем, что достанете из фазана, — ответил Фридрих и решил для определенности все же отойти от иносказаний: — Все записи. Все протоколы.
Снова крохотная пауза.
— Мое слово, — произнес израильтянин. — Вы знаете, что это единственная гарантия, какую я могу вам дать. Плюс законы арифметики.
Фридрих сообразил, о какой арифметике речь. В течение тех нескольких суток, что Зайн будет находиться в руках своих соплеменников, его будут допрашивать непрерывно, не давая спать и поддерживая в сознании препаратами. Стало быть, суммарное время видеозаписи всех допросов будет практически равно времени его нахождения в их руках — минус затраты на транспортировку. Если из записи вырезать сколь-нибудь протяженный отрывок, это станет заметно.
— Хорошо, — согласился Власов. — Роммеля, девять, три. И обойдитесь без стрельбы.
— Она так же не в наших интересах, как и не в ваших, — заверил Гуревич. — Что-нибудь еще?
Фридрих назвал ему номера машины и мотоцикла Зайна и дал отбой. Затем принялся писать следующее донесение Мюллеру — с теми же сведениями, какие сообщил Гуревичу, плюс дополнительными, освещающими роль Зайна в этой истории. Формально фора, которую он дал израильтянам, исчерпывалась считанными минутами, что в большом городе и вовсе не является форой; все зависит от того, кому откуда придется ехать. Однако Власов догадывался, что моссадовцы уже несколько дней стояли на низком старте, ожидая подобной весточки, и рванули за добычей сразу же — а у Управления уйдет еще некоторое время на организацию операции.
Ответное письмо пришло четыре минуты спустя, сразу на оба сообщения. Чуть позже, чем ожидал Фридрих — видимо, Мюллер, в отличие от Гуревича, в это время все-таки спал. Как Власов и предполагал, послание было лаконичным.
«1, 2 — понял. Нет связи с Хайнцем. Вы знаете, где он?»
Ну да, конечно. Ведь именно он должен заниматься Зайном.
«Нет», — отстучал на клавиатуре Фридрих. Это была чистая правда, и все равно он чувствовал себя лжецом. А ведь так, пожалуй, старик отвлечет часть сил на поиски Эберлинга — не чтобы его арестовать, а чтобы ему помочь... Впрочем, нет. Шеф прекрасно знает, какая задача сейчас приоритетна.
Минута — и в ящик падает новый ответ.
«Тогда общее руководство захватом на вас. Он нужен живой. Вам виднее на месте, кому там сейчас можно доверять. Постарайтесь обойтись без русских. Телефон не освободился?»
Нет, Мюллер не будет крайним в этом деле. Во всяком случае, единственным крайним. Сейчас он переложил ответственность за подбор персонала и общий исход операции на Власова, причем сделал это вполне логичным и естественным образом. Фридрих действительно сейчас наилучшим образом осведомлен, кому из оперативников не следует доверять. Хотя руководство группами захвата — не его специализация. Но если Зайна не удастся взять живым, виноват будет понятно кто. Или если его уведут из-под носа РСХА израильтяне. Впрочем, нет, Фридрих не даст повода к себе придраться. Больше никаких фор Гуревичу. Теперь Власов будет работать без дураков, и если Моссад не успеет — значит, Израиль не использовал свой шанс.