Фридрих откинулся на стуле, переваривая информацию. В том, какие выводы сделает официальное следствие, он не сомневался. Преступление совершено на глазах у кучи свидетелей (в том числе не связанных с полицией), мотивы очевидны (Фишер к тому же еще за несколько месяцев до того уволил Георга из газеты), дело закрыто. Пропаганда радостно выжмет из этой истории все, что можно, а копать всерьез никто не будет. Не будет выяснять, например, что это был за второй звонок и почему Фишер взял одну порцию...
Власов и сам не стал бы интересоваться этими вопросами. Даже если кто-то специально натравил Георга на Йошку — черт бы с ними обоими, невелика потеря для Фатерлянда. Если бы не одно «но». Фишер был человеком, знавшим о таинственном визите в Россию, о котором не знают даже не последние сотрудники Главного Управления Имперской Безопасности. И стоило кому-то заинтересоваться этой информацией, как Фишер внезапно погибает...
Интересно, кстати — Франциска уже знает? Интуиция подсказывала Фридриху, что сильно горевать о смерти мужа, да и шефа, она не будет. Но в панику может впасть запросто — и, чего доброго, наделать еще каких-нибудь глупостей... Позвонить ей, что ли? Или лучше опекающему ее Лемке...
Нотицблок звякнул. Пришло сообщение от Мюллера.
Власов дважды перечитал короткое послание.
«Книга князя — не ваша тема. Занимайтесь делом Вебера. Возможно вас пытаются сбить со следа. О.»
Вот так. То есть ему ясно дают понять, чтобы он не лез в дела, связанные с книгой — и, надо полагать, архивом Шмидта... М-да.
С другой стороны, Мюллер уверен, что версия Фрау не верна и убийца Вебера не имеет отношения к книге. На самом деле уверен, а не делает вид. В конце концов, Власов — офицер, и прекрасно понимает, что такое прямой приказ; нет нужды водить его за нос, подбрасывая ложные версии.
То есть нет нужды у Мюллера, разумеется — а что касается кого-то другого... Фрау? Это самое очевидное, раз версию предложила именно она. И даже подкинула в качестве наживки Порцига. Каким может быть мотив? Ну, например, раскрыть руками Управления некий заговор в ее ближнем кругу, с которым не справляется Калиновский... возможно, столкнуть Управление с ДГБ, который наверняка досаждает Фрау больше, нежели спецслужбы Фатерлянда... Хотя не исключено, что и ее кто-то разыгрывает втемную...
А может быть, цель — просто подольше задержать Власова в Бурге? Либо чтобы он что-то нашел здесь. Либо чтобы не нашел это в другом месте...
Фридрих бросил очередной взгляд на часы. Пора было ехать на встречу с Гельманом.
Он поспешно оделся, на всякий случай проверил оружие и вышел в мутный полусвет бургского зимнего утра. Было пасмурно, но бесснежно; со вчерашнего дня заметно похолодало, и после того, как Власов торопливо забрался в салон «фольксвагена», хваленый форсированный движок завелся лишь со второй попытки. Фридрих вновь пожалел об оставленном в Москве «BMW» — равно как и о том, что на свою петербургскую инфраструктуру Управление выделяет куда меньше средств, чем на московскую. Этот город, пусть и давным-давно лишенный столичного статуса, не следовало недооценивать...
И вот теперь, сидя в одиночестве за столиком над давно пустым бокалом из-под сока, он понимал, что мог бы не торопиться. А хотя бы еще почитать оперативные материалы по «Ингерманландии» или сделать еще что-то полезное...
Что, если версия Рифеншталь все же не лишена смысла? Мюллер считает иначе — и, очевидно, имеет на то основания — но Мюллер тоже может ошибаться. Может, похититель книги действительно хотел передать ее Веберу — но просто не успел? И действительно будет искать новый выход на Управление... против этой гипотезы, однако, говорило то, что во время прощального вечера у Фрау никто из присутствовавших — исключая все того же Гельмана — не попытался завязать контакт с Власовым (общефилософские споры, конечно, не в счет), хотя возможностей было достаточно. Хотя, может быть, просто побоялся делать это на глазах у хозяйки? Ну и как теперь облегчить застенчивому вору его задачу? Не обзванивать же по списку из досье, спрашивая «Вы ничего не хотите мне предложить?» Или, скажем, дать объявление в местные газеты — «Покупаю букинистические раритеты, имеющие отношение к старой германской аристократии», и подписатья — нет, не «Фридрих Власов», конечно, это было бы уж чересчур... хотя, кстати, как-то они подозрительно быстро тут узнали, кто он такой и кого представляет... подписаться «М. Исаев». Sapienti sat... Фридрих усмехнулся. И еще раз напомнил себе, что книга — не его тема. С другой стороны — он служит не Мюллеру, а Райху. Он, конечно, не пойдет против приказа, если не будет твердо уверен, что его шеф... об этом не хотелось даже думать... но будет держать ухо востро. И не станет отворачиваться от информации, если она поплывет к нему в руки или хотя бы окажется в пределах досягаемости...
Так, он сидит здесь уже сорок минут. Это уже совершенно ни в какие ворота, даже для России. Номер Гельмана по-прежнему не отвечал. Власов решительно поднялся. Официант, на сей раз наряженный под мексиканца, заскользил ему навстречу.
— Уже уходите?
— Да. Сколько я вам должен за сок?
— Это за счет заведения. Членам клуба бесплатно.
— Хорошо. Если господин Гельман все-таки появится, — Фридрих нехотя протянул официанту свою «мессершмитовскую» визитку, — пусть позвонит по этому телефону. И еще передайте ему... Ладно, — махнул рукой Власов, укротив свой гнев. — Просто пусть позвонит.
Он вышел на улицу, сел в машину, пристегнулся, завел мотор. Когда он выезжал со стоянки, в кармане Фридриха внезапно запела «Катюша». Неужели Гельман все-таки вспомнил о встрече? Разминулись буквально на пару минут? Пусть теперь подождет — не останавливаться же, перегораживая выезд. А потом он выскажет галерейщику все, что тот заслуживает... И еще, подумал Власов с растущим раздражением, мелодию целленхёрера все-таки надо сменить. Дома, в Дойчлянде, она казалось ему всего лишь безобидной забавой, но здесь, в России, он вдруг остро почувствовал, насколько неуместна эта пошлая и безвкусная песенка, звучащая из целленхёрера имперского офицера. От нее за километр смердело Арбатом с его матрешками, балалайками и большевицкими знаменами. Песенка-то, между прочим, большевицкая. О нет, конечно, политики в ней не больше, чем в той же «Лили Марлен», и в запрещенных она никогда не значилась — но все равно, написана она большевиками и пользовалась у них большой популярностью. Да и содержание... Фридрих никогда не интересовался, что там после первого куплета — знал лишь, что ничего противозаконного — но ведь наверняка какая-нибудь любовная дурь, как и в «Лили Марлен». Нет уж, к черту эти игры в маленькие славянские слабости, давно пора поставить что-нибудь другое — хоть ту же «Fliegerlied»...