«Я умираю» — это была вторая мысль. Она немного попрыгала по извилинам, и тоже выкатилась вон.
«Мне холодно» — третья мысль задержалась подольше. Ему и в самом деле было холодно. Очень холодно. Он чувствовал, как подрагивают сведённые ознобом мышцы — старые, дряблые, они всё ещё пытались согреть своего хозяина. Ноги были совсем ледяные. Борисов попытался сосредоточиться на этом, но мысли тут же расползлись, как мокрая бумага.
— Ты меня слышишь? — раздалось откуда-то сверху. Вопрос заставлял сосредоточиться — ровно настолько, чтобы ответить и снова провалиться в холодное беспамятство.
— Да, — Аркадий даже не понял, кто это сказал. В какую-то секунду он почти осознал, что говорил-то он сам — но мысли, не удержавшись вместе, раскатились на все четыре стороны.
— Я задаю вопросы. Ты отвечаешь на вопросы. Отвечаешь быстро, даёшь правильные ответы, быстро и честно... — последовала пауза, — У тебя есть одна вещь, которую ты прячешь от всех. Ты прячешь её давно, много лет. Ты понимаешь, о чём я говорю?
— Да, — ответил Аркадий, не думая: думать было невозможно. Но это не мешало отвечать.
— Что это за вещь?
— Не знаю. Это было закрыто.
— Свёрток? Упаковка?
— Да.
— Что там внутри?
— Не знаю. Наверное, книга.
— То есть ты так думаешь, что это книга? — голос жирно выделил слово «думаешь».
— Да, — сразу согласился он.
— Что в книге? Это печатная книга? Рукопись? Чертежи? Карты?
— Не знаю. Он мне сказал, что это очень ценная вещь. Она стоит сотни миллионов долларов. Или ещё больше. Это огромная ценность.
Откуда-то послышался мелкий частый стук. Через несколько секунд пришла тупая боль в левой руке, и Аркадий сообразил, что это он сам бьётся об пол костяшками пальцев.
Тяжёлый ботинок наступил ему на кисть.
— Не дёргайся. Кто дал тебе эту вещь?
— Я не брал её, — ответил Борисов. — Я один раз её видел. Он мне показывал её. Она будет моей, когда в России не будет дойчей. Он мне это обещал.
— Кто показывал тебе эту вещь?
— Старик.
— Как звали старика?
— Эренбург. Илья Эренбург.
— Почему он обещал тебе эту вещь?
В голове Борисова что-то заколыхалось.
— Он был красным пропагандистом. Очень известным. Призывал убивать дойчей. Потом вёл работу в красном подполье. После разгрома подполья лёг на дно. Его искали русские и дойчи. Он хорошо прятался, но они его почти нашли. Я помог ему бежать из России. Через наш канал. За это он обещал отдать мне эту вещь.
— Очень интересно. Когда это случилось?
— В пятьдесят шестом году. Я был молодой. Я хотел... — он запнулся.
— Почему ты стал ему помогать?
— Он же юде, — Аркадий почувствовал, что в ответе чего-то не хватает, — Я думал тогда, что юде должны помогать друг другу в случае опасности... когда им угрожают гои... — он попробовал было сказать ещё что-то, чтобы всё объяснить, но голос его перебил:
— Почему ты не доложил об этом в Центр?
— Я хотел оставить эту вещь для себя.
— Почему?
— Я хотел стать когда-нибудь богатым. Иметь свой дом. Не работать. Купить всякие вещи.
— Ты был тогда щенком, но уже думал только о своей шкуре.
Аркадий промолчал: это не было вопросом.
— Где находится эта вещь?
— Эренбург оставил это в банке на бессрочное хранение. Первый Профессиональный Банк, отделение четыре «С», ячейка семнадцать — восемьсот три.
— Ты можешь взять эту вещь из банка?
— Нет.
Наступила пауза, и Аркадий опять оказался наедине с набирающим силу ознобом.
— За бессрочное хранение нужно платить, не так ли? Кто оплачивает хранение?
— Сейчас я.
— А раньше?
— Тот человек оплатил хранение на двадцать лет вперёд.
— Ах, ну да. Ты же не мог платить из тюрьмы... Да и из Аргентины это было бы затруднительно. Тебе повезло... Но сейчас тебе нужно было сделать очередной взнос?
— Да.
— Забавно... Да, ради этого можно нарушить субботу... Ладно. Так ты можешь взять эту штуку из ячейки?
— Нет.
— Почему?
— Я не знаю кода и не имею ключа к ячейке.
— Хорошо. Кто может это сделать?
— Какой-то человек. Я его не знаю, — ответил Борисов. В голове у него сгущался ледяной туман, но отвечал он по-прежнему быстро и чётко.
— Кто этот человек?
— Когда-то он помог Эренбургу бежать из-под ареста. Больше я ничего не знаю.
— Человек знает название банка и номер ячейки?
— Нет.
— Как он это узнает?
— Я приведу его туда. Мы пойдём туда вместе.
— Он знает тебя?
— Нет.
Пауза.
— Хорошо, попробуем по-другому... Как он откроет ячейку?
— Эренбург сказал, что он дал ему код и личный ключ.
— Как этот человек тебя найдёт?
— Когда в России будет демократия, он меня найдёт, — ответил Борисов.
— Почему не раньше? Почему такое условие? — поинтересовался голос.
— Эренбург ненавидел дойчей. И русских ненавидел. За то, что сдались дойчам. Он не хотел, чтобы это досталось Райху или российскому правительству.
— Что ж, понятно. Как тот человек тебя найдёт?
— Я опубликую статью в газете. Там будут особое название и четыре абзаца, которые написал сам Эренбург. Тот человек прочтёт статью, позвонит в редакцию и найдёт меня.
— Почему ты не можешь опубликовать статью сейчас? — в голосе прозвучал интерес.
— Пока Россия находится в составе Райхсраума, её нигде нельзя напечатать.
— Вот как? Где находится текст статьи?
— Нигде. Я знаю его наизусть.
— Как должна называться статья?
— «Преступления немецкого фашизма против прогрессивного человечества», — процитировал Борисов.